Что-то, похожее на предисловие
Жизнь – это стерва с немецкой пунктуальностью, весьма своеобразным чувством  юмора и полнейшим неуважением к целостности личности, мировоззрения и подобным глупостям.
Непривлекательная дама, не так ли? Но есть у нее еще парочка качеств, которые если не полностью, то во многом реабилитируют её в глазах мирового сообщества, нас, то есть: она уважает и всячески приветствует свободу выбора (уважает любую, приветствует ту, что в нужном направлении), а еще она всегда знает, что, куда и как думать и делать правильно. Причем для всех вместе и каждого в отдельности. А чтобы нагромождение этих многоумных слов не осталось на ваших сердцах многотонным булыжником, предлагаю вашему вниманию небольшую иллюстрацию ко всему вышеизложенному. Итак: свет, камера, мотор!
Действие первое, последнее и единственное
Живу я себе спокойненько, в почти полной гармонии с собой и окружающим миром («почти» - это потому, что полная бывает только у трупов, хотя и в этом я до конца не уверен), в ус не дую и наслаждаюсь Жизнью, и тем, что все о ней уже понимаю и чувствую. В общем-то, считаю эту самую Жизнь весьма милым созданием, за исключением привычки периодически поглядывать на часы и довольно странно при этом ухмыляться. Ну да ладно, такой женщине можно и простить!
Вот только, в один прекрасный момент, посмотрев на часы, она поднимает на меня глаза, и ухмылка трансформируется в ехидную, но очень радостную, улыбку на всю ее хитрую физиономию. А мне как-то не радостно, а даже совсем наоборот, а мысль Чтототутнетак носиться по моей, и без того не шибко организованной, голове, переворачивая там все вверх дном.
- А у меня для тебя сюрприз, - вкрадчиво говорит Жизнь, - угадай, в какой руке?
- А что, сюрприз только в одной руке? И если я не угадаю, ты мне его не дашь? - если бы количество надежды в глазах лимитировалось, я непременно превысил бы все допустимые нормы.
- Размечтался! И вообще, козел ты неблагодарный! Я, понимаешь, старалась, готовила сюрприз, а он… У тебя уважение-то хоть маломальское есть?! Свинья эгоистичная!
Пожалуй, я поверил бы в этот всплеск возмущения, если бы на ее лице не отражалась хитрость всех евреев, когда-либо живших на планете.
- Бери, короче, - сказала она, - все равно не отвертишься.
- Э-э-э… А что значит «Пересмотр жизненных ценностей и приоритетов»?
- Что значит, что значит, - передразнила она, - открой да посмотри.
- Да, вроде и так неплохо… - желание открывать коробку отсутствовало напрочь. Хотя…
- Да открывай уже, а не то помрешь ведь от любопытства! Я ж тебя, как облупленного, знаю!
- Зато я убеждаюсь в том, что тебя совсем не знаю… - вяло огрызнулся я.
- Мал еще! Чего захотел… Значит так, или ты ее открываешь, или я ушла! У меня хлопот – полон рот, а я тут с тобой вожусь, как с дитем малым!
- Чего?! – я чуть не задохнулся от ее наглости, - Какие к чертям дела?! Ты МОЯ Жизнь, ты в курсе или как?!
- Ну, это твое субъективное мнение, основанное на неверном понимании мира в целом…
- Какое к дьяволу понимание мира?!! Ты что вообще мелешь? Да…
Закончить эту, полную праведного гнева, тираду она мне не дала:
- Да ты бы не орал, а лучше открыл коробочку, сходу сообразишь, что к чему.
- Нет, ну вы на нее посмотрите! Я тут на нервах, а она!..
- На эмоциях, - флегматично перебила она.
- А ОНА МАНИКЮРОМ ЗАНИМАЕТСЯ!!!
Я уже находился на пределе пределов, и, кажется, готов был прибить ее прямо здесь и сейчас, не отходя от кассы.
- Слушай, может хватит тут слюной брызжать, а то ты мне уже юбку запачкал. Открывать будешь, или нет?
Ее ироничное непробиваемое хладнокровие свело на ноль всю мою ярость.
- Куда уж я денусь? – вздохнул я, и в тот момент, когда она, прихватив сумочку, вышла за дверь, я открыл коробку.
Действия, происходившие после, легко описать словами, а вот чувства… Для их описания недостаточно даже великого и могучего, поэтому, дорогие читатели, надеюсь лишь на богатство вашего воображения, иначе все последующее не будет иметь никакого смысла.
Итак, из открытой коробки вылетела какая-то дрянь, до сих пор стойко ассоциирующаяся у меня с гигантской молью, направилась прямиком к моей картине «Устройство Мира» и сожрала добрую половину моего шедевра (причем сожрала исключительно краску, не тронув сам холст), после чего с гордым видом удалилась через форточку. Исполнение этого акта вандализма отняло у нее не более пяти минут, а мой шок, им вызванный, продолжался раза в четыре дольше. Придя в себя, я схватил краски, кисти, и начал восстанавливать полотно. Воодушевленный труд занял у меня около трех часов, в течение которых о коробке я, естественно, запамятовал.
По окончанию работы я довольно оглядел воскрешенную картину, которая стала еще замечательнее, поскольку я внес несколько новых деталей, которые давно задумал, и до которых всегда не доходили руки.
- А что, неплохую встрясочку она мне устроила с этой молью. А то я бы еще год собирался.
Тут я, не удержавшись, нежно провел подушечками пальцев по одному из восстановленных участков. И горько об этом пожалел, поскольку краска под моими пальцами осыпалась, оставив на теле картины серые шрамы голого холста. В панике я стал носиться от одного участка к другому, проверяя их «на прочность». Такой проверки, как и следовало ожидать, не выдержал ни один.
В состоянии полнейшей апатии я сел в центре комнаты, обхватив голову руками, и стал раскачиваться под одному Богу известный ритм. И неизвестно, сколько бы я так просидел, не упади мой взгляд на ту самую коробку.
Усилием воли я заставил себя переместиться (именно переместиться, поскольку названия для этого способа изменения своих координат в пространстве еще не придумали, а описание займет не меньше полстраницы, так что вновь даю волю вашему воображению) к коробке и заглянуть в нее.
Первым, то я увидел, был конверт, на котором не было ни отправителя, ни адресата. Было лишь два слова крупным шрифтом: «Открой немедленно!», что я незамедлительно исполнил, мимоходом удивившись своей внезапно появившейся во мне дисциплинированности.
В конверте было письмо, написанное моим почерком, что вызвало слабый всплеск удивления где-то на периферии сознания. Поскольку ничего особенного я более не разглядел (да и не старался), то решил, что было бы в общем неплохо его прочесть, вместо того, чтобы проводить сличение почерков на предмет подлинности, или заниматься чем-то еще менее полезным.
«Перебесился? Вот и замечательно, теперь можно и поговорить.
Так вот, друг любезный, каюк приснился твоим убеждениям, принципам и тому подобной чуши,  вкупе с твоей обожаемой Картиной [Да ты что? А я дурак и не заметил… - сарказм ко мне возвращался, знак хороший]. Прекрасно знаю те два вопроса, которые у тебя остались к этому времени, поскольку сначала их было много больше: задавать ненужные вопросы ты можешь и любишь. Итак, вопросы в студию:
1) Зачем?..
2) Почему сейчас
Отвечаю на оба, не отходя от кассы – дело в том, что ты вырос из этого видения, так же, как дети вырастают  из любимой одежды. Они пытаются носить ее, сохранить на память, но факт неизбежен: она уже мала. Можно было бы и с Картиной твоей поступить так же. Ты мог бы повторить свой давешний подвиг с «воскрешением», но что дальше? Сидеть в десяти метрах от нее боясь не то что прикоснуться, а просто дышать в ее сторону, поскольку твой Мир рухнет?
Ты достаточно долго, но и достаточно непродолжительно, одним словом, просто достаточно... Так вот ты достаточно лгал себе, чтобы не увязнуть во лжи, и не повторять этого более. Теперь же я предлагаю тебе написать новую картину. Процесс замещения одного другим идти будет, вопрос времени. А время зависит от тебя, будешь ли ты заниматься делом, или убиваться по безвременно ушедшему детству, потерянной молодости, или еще какой-нибудь хрени.
В коробке ты найдешь новые кисти и краски, советую приниматься за дело. Я вернусь через полчаса.
Всегда твоя,
Жизнь »