Сверчок напевает гимны в соборе, своем, запечном.
Мешок мой, заплечный, вынут, и возведен курок.
Минуты текут и, паром, дыхание в бесконечность.
Смеётся над временем вечность, кукушкой лежащей у ног.
Тот, кто стучится в окна, тот не заходит в двери.
Скрипом колодезным будит та, то всё знает, грачей.
Туман проникает в щели, за окнами дышит темень.
Крадется в душу сомненье, что утро наступит в срок.
Отваром осиновой стружки согрею холодное тело.
И память шепнет мне на ухо, что боль никогда не уйдет.
Напомнит в минуты раздумий, о том, что лежит в заплечном.
В бутылочке, от глазных капель, эссенция(кровь и чеснок).
Луна, из-за туч выбираясь, на плечи положит лапы.
Очнувшись, услышу скрежет, почувствую яростный взгляд.
Под шляпой спрячу улыбку:ведь я такая же нежить.
И ярость бездумных собратьев вернет , бумерангом, назад.
Звон стекол разбитых, крик жажды, точеность и боль недолиц...
Нырну, отключив осознанье, в безжалостность мира теней.
Отлов превращен в состязанье без правил, наградою - жизнь.
Смерть дарит забвенье живым, а немёртвых ведет под венец.
Уйду, в новый день, на рассвете, стряхнув пыль и прах с тульи шляпы.
Их души свободны, а ветер залечит все раны мои.
Хоть - нежить, но Бог знает сколько, служу я ловцом душ у Папы.
Днем в двери вхожу, а ночами у окон черчу западни.