Он привязал себя к стальному стержню бикфордовым шнуром голодной дерзости.
Сквозь скрежет шестерёнок обещал, что хватит на двоих запала:
- Коль не побрезгуешь, мы улетим куда-то далеко, где будем наконец одни.Ты только подожди денёк, ну два, ну три - а то нелётная погода.
Я верила, что круглый год идут дожди.
Сушила сухари, рубила на тушёнку мясо и бегала к реке – не начались ли паводки.
Так между делом проглядели оба,что отсырел наш шнур бикфордов, оставшись без присмотра во дворе.
Напился мутных излияний неба,больного гепатитом С - и заболел водянкой, а потом обледенел.
А значит, сядем мы всё в той же пятой точке: не перейти нам вброд моря Мечты,не изваляться в лунной пыли, и не стоять спиной к спине, друг друга прикрывая под огнём метеоритов.
Он чертыхнулся, сплюнул, сорвал со стержня тот убогий розовый шнурок и выбросил в окно.
А мамин поясок не позабыл, что значит быть бикфордовым шнуром. Заиндевел обидой, и желчь потоком изливалась на мороз, кристаллизуясь потаённой гордостью с навершием отбитым. И когда солнце золотит суровость граней – кристаллы пламенем играют, искусно оттеняя свинец глаз твоих - прошедших мимо, словно мы и не были знакомы.
Тогда иголки смёрзихся претензий наших становятся похожи на топазы. И лишь знаток может сказать, что эта ветошь – брошенный катетер для небес, скончавшихся вчера от колик. Ювелиру, может, и не всё равно, а девке глупой так вполне сойдёт.
Подари мне инеистый браслет из ветоши на память, ровно через сорок дней. Я и сама холодная, мёрзлая - не бойся, что растает.

