Улыбка

Афанасий Безотчествович схватил с этажерки пожелтевший листок, надел крокодиловые сандалии, фетровую шляпу и прикрепил гвоздику к петлице. С настроением горного козла он спускался по лестнице своего многоэтажного дома без лифта. Лифт, конечно, был, но он страшно гудел, и в нем пахло перегноем, потому Афанасий Безотчествович поднимался и спускался пешком. Размахивая пожелтевшей бумагой, на которой вчера ровным и разборчивым почерком написал «Улыбка», Афанасий Безотчествович налетел на Платонова Андрея, почитателя Андрея Платонова.
- Гляди! – сунув листок в рожу Платонову, защебетал Афанасий Безотчествович, - Улыбка!!
-  И что с того? – удивился почитатель творчества Андрея Платонова Платонов Анлрей.
- Как, что? Это же все!!
- Уже?
- Да!!
Платонов Андрей залепетал что то про Андрея Платонова и Барбадос, согнулся и заплакал.
- Мне надо идти! – вскрикнул Афанасий Безотчествович и выпорхнул на улицу.
Там - два малогабаритных горбатых человека. Рядом стоял рояль без ножек на четырёх стульях и вид у людей был грустный.
- Почему вы грустите? – взмолился Афанасий Безотчествович, размахивая рукописью, – вот же оно!!
- У нас закончились восковые карандаши и свечи, а почта ночью не работает. Девочка за углом плачет и сердито топчет ножкой. Мы хотели надуть ей большой шар, но весь воздух из легких потратили, пока несли рояль, а тут эти стулья, один без двух ножек. Три других из Вены с войлочной обшивкой таких же синтетических волокон, что и ваша шляпа, но дороже. Кроме того, вчерашний наш гость прихватил с собой из нашего серванта…
Афанасий Безотчествович не стал слушать дальше. Его унесли прочь зуд под ложечкой и ноги. Он пробежал два перекрестка,  ЗАГС, кладбище, военкомат, прокуратуру, министерство культуры, навозную кучу, дорогой магазин-бутик, еще раз навозную кучу, пожарную станцию, позвонил в набат, просунулся между тесных рядов участников гей-парада, обогнул одного уставшего милиционера в огромной синей фуражке с трёх этажными синяками под глазами, пронесся мимо пивной будки своих недавних знакомых. Брусчатка трещала под его сандалиями, комы и запятые перестали быть необходимыми, вся тысячелетняя грамматика трепетала перед его уверенностью в себе и пожелтевшем листке с надписью «Улыбка». И тут, неожиданно -  бац! Афанасий Безотчествович врезался в уличный фонарь с лампой накаливания мощностью в 125 Ватт.
Рядом стояла Зинаида Павловна. Уняв головокружение и смазав шишку скипидаром, Афанасий Безотчествович разглядел в её руках молочного цвета листок, на котором было написано «Счастье». Он протянул руки к Зинаиде Павловне, и они обнялись.   

Найти своё

Степан Наводин беспокойно мерил шагами комнату. Уже второй час. На каждый второй шаг делал глубокий вдох и шумно выдыхал через ноздри. У комнаты были четыре стены, за каждой – квартира - в ней жилец. Наводин походит-походит, подумает-подумает, потом бах об стену головой, аж штукатурка посыпалась. Пробил в стене дырку размером с горошину. В ней замелькал глаз соседа, - чего стучишь?, спрашивает. – Я хочу знать рифму к слову роза, - твердым голосом отвечает Наводин. – Мимоза, - сосед говорит. – Было уже – сердится Наводин. – Тогда вискоза. – Замечательно. – заулыбался Наводин. Роза—вискоза – бормочет про себя наводин, смакует рифму. Опять ходит, снова бах! об другую стену головой, еще сильнее. Отломился кусок стены, и в ней появилась голова другого соседа. Скажи мне, сколько оттенков серого цвета?- спрашивает Наводин. – Сейчас.- отвечает сосед, берет калькулятор и начинает подсчитывать. - Двести пятьдесят шесть и не меньше. – Отлично. – восхитился К. Проходив больше трех часов, замялся и, утомившись, присел на пол. Почесал макушку, погрыз ногти, подскочил к третьей стене и головой проломил половину стены. В образовавшейся бреши, нарисовался  во весь свой двух метровый рост третий сосед, подбоченясь, нахмурил брови. Сколько платят сейчас за одну стихотворную строчку? – спесиво спросил К. – Вам ни копейки, у вас отвратительный ямб, голос как у гиппопотама, да и почерк неразборчивый. -  А если я буду много-много, упорно трудится, перестану пить в три горла, ну или хотя бы в одно из них, и запишусь на курсы каллиграфического искусства? – взмолился Наводин. - Все равно нет. Оставьте эту затею, держите лучше бучарду и долоту, будете каменотесом. К отвернулся и загрусти. Погрустил трое суток, потом схватился на ноги, разогнался, на сколько места хватало, и со всего духу влетел головой в четвёртую стену. Она вся посыпалась мелкой асбестовой крошкой. Поднялась туча строительной пыли и Наводин весь перепачкался. Когда облако улеглось, он увидел четвертого соседа, который сидел с улыбкой ожидания на табурете. Сосед сказал: «Читай. Я тебя слушаю!!».