В ближайшем от нас промежутке времени родил человек мечту.
       Как скульптор, вылепливал ее из тайны мысли и хитросплетений своих нервных импульсов. Вырастил ее, вылееял, выцеловал. Взгляда не отводил – ясноглазая, легкокрылая…
Хотел познакомиться, открыться, но не успел – села на поезд в Малагу, сдуру досталась другому.
       Бежал по шпалам, звал ее, сбил ноги до крови, рвал на себе волосы, и … не догнал. Упал, думал: умер, надеялся, что его жалкую жизнь переедет поезд. Не переехал.
Проснулся утром, доплелся домой. У ее портрета – на коленях – рыдал, жалел, умолял; думал, воскреснет. Не воскресла.
       Умом по ней тронулся, пошел по миру просить. У Ярила просил ее вернуть (вспомнил как-то времена язычества), у Христа просил. Не поверил, не вернули. В Мавзолей пошел, Ильича умолял, но вождь пролетариата лишь улыбался – блажь ему не слышать просящих.
       Разуверился, отчаялся, распоясался.
       Родил новую. Держал ее в руках, металлически-холодную, рифленую, заманчивую.
И вот они вместе, в одной постели… накрытые дубовой крышкой. Он, лежа, улыбаясь, где-то далеко от своего тела думал: «Хоть одна сбылась», и чувствовал, как на крышку падают комья земли.