Мы стояли тесной кучкой отдельно от всех и боялись встретиться друг с другом взглядом. Нам было стыдно показать свои слёзы и неудобно смотреть на чужие. Валечка, дочка соседки снизу, самая младшая из нас, тихонько подвывала, обещая вот-вот разрыдаться во весь голос. Мы пытались успокоить Валечку, хватаясь за возможность отвлечься от собственного горя и побаиваясь, что если она разревется, то мы тоже больше не сможем себя сдерживать. Осенняя слякоть давно просочилась в сапоги. Последние листья срывались с веток и прилипали к мокрым волосам. Было холодно.

   Дворником дядей Толей родители нашего дома пугали детей: «не будешь учить уроки – станешь таким, как дядя Толя!». В такие моменты мы опускали глаза, не смея возразить родителям. Не смея выдать им, что мы хотели стать такими как дядя Толя.
   Дядя Толя был алкоголиком. Кому как не мне, чье детство прошло в квартире напротив, знать, сколь часто он пил. Через день я засыпала под ругань и крики пьяного дяди Толи, пытавшегося попасть ключом в замочную скважину.  А по выходным, еще не протрезвев полностью, он шел сдавать бутылки в авоське. Бутылки звенели, ударяясь о перекладины перил. Иногда он разбивал их, так и не преодолев четыре лестничных пролета. Раз в месяц примерно, после зарплаты, дядя Толя оказывался в плачевном положении: тётя Наташа, его жена, успевала прийти домой первой и, заперев дверь на цепочку и запасной замок, не впускала его домой. Тогда дядя Толя сидел злой на скамейке, проклиная каждого проходящего мимо. Каждого кроме нас, детей. 
   Нас он любил. Это он научил нас делать скворечники и кормушки для птиц, он смастерил для нас настоящий кукольный театр, в котором мы сами были и кукловодами и зрителями, вырезал для нас свистки из дерева и смешных деревянных уточек, ремонтировал наши игрушки. Зимой он поливал наших снеговиков водой, чтоб они замерзали и стояли долго. И мы высказывали ему свою любовь как умели: делились конфетами, помогали убирать листья и снег.

   Поздней осенью в один из дождливых дней дядя Толя перебрал в очередной раз. Уже почти добравшись до своего этажа, он неудачно поскользнулся на мокрой каменной ступеньке.
   Мы жили у самого кладбища, поэтому никто не запретил нам прийти. И мы пришли. Зябко сжимаясь в кучку, мы пришли проститься с человеком, которого любили. Собравшиеся взрослые с трудом подбирали неискренние слова и пытались сказать о дяде Толе что-то хотя бы нейтральное. Они не знали того, что знали мы. Того, что Валечка, сжимая в побледневшей ладошке деревянную уточку, сумела выразить сквозь слезы всего в трех словах: «он был хороший…»