Киеву посвящается…

Часы на стене пробили шесть раз, Филипп оторвал взгляд от бумаг и крепко зажмурил глаза, чтобы избавить их от усталости. Последние несколько часов он непрерывно читал: договора, контракты, деловые бумаги; и когда часы пробили последний шестой раз и ознаменовали конец рабочего дня, ему больше уже не хотелось возвращаться к этому занятию. Он снял очки, бросил их сверху на бумаги и хотел встать из-за стола, но резкая боль в груди остановила его. От боли у него перехватило дыхание, и как только она прекратилась, Филипп разразился ужасным кашлем, каждый раз отражающимся глухой болью в легких. Болезнь прогрессировала и пора было уже обратиться к врачу. Но он постоянно оттягивал этот визит на потом, объясняя это то большим наплывом работы, то нехваткой времени, то вроде бы ощутимым улучшением своего общего состояния.  Филипп посмотрел в окно – на Киев уже опустились сумерки.
Это было время, когда уставшие за день от работы киевляне покидали свои рабочие муравейники и разбредались по городу, кто в поисках хмельного веселья, кто с целью избавиться от одиночества в кругу старых знакомых, кто-то наоборот чтобы найти себе уединение дома, а кто-то в поисках новых друзей или любовников. В общем как в любом большом городе.
Для Филиппа же это было время, когда подобно бездомному коту можно было бродить по узким плохо освещенным улочкам Контрактовки, дышать полной грудью и чувствовать себя свободным.  Его офис был расположен на улице Хорива, неподалеку от Контрактовой площади, и каждый вечер после работы он отправлялся к набережной в поисках Ады.
Каждый будничный вечер он проделывал один и тот же путь: спускался к Контрактовой площади, потом заворачивал на Петра Сагайдачного и вдоль этой теплой желто-оранжевой пестрящей холодным неоном и ванильными кафе улице, направлялся прямо к речному вокзалу, потому что знал где-то там, возле одного из причалов она будет ждать его.
Первый раз он проделал этот путь в прошлую пятницу. В тот вечер, освободившись после работы, Филиппу не хотелось идти домой. Начавшаяся недавно простуда докучала ему, и он знал, что сидя дома в одиночестве перед телевизором она все больше будет сводить его с ума. И, несмотря на то, что на улице шел холодный ливень, Филипп, спрятавшись под черной шапкой зонта, направился в сторону Контрактовой площади, чтобы оттуда прогуляться в сторону Речного вокзала.
Именно тогда он впервые и увидел Аду возле причала №8. Она была промокшей и беспомощной как оставленный под дождем котенок, с отрешенным взглядом и размазанной тушью под глазами, такой далекой и в тоже время такой теплой и родной. Филипп тогда подумал, что в ее жизни произошло что-то непоправимое. Позже он понял, что это была лишь присущая ей трагичность. Она была во всем: в ее взгляде, улыбке, жестах. Но вот откуда она взялась – Ада так и не дала ему возможности узнать об этом.
А что собственно он знал о ней? То, что в Киев она приехала из Крыма, но вот почему и зачем – нет. То, что у нее был единственный близкий человек – ее сестра, но вот где она, чем занимается и жива ли она вообще – нет. То, что она обожает яблоки, сыр и зеленый чай с жасмином и терпеть не может мучное и грибы. То, что в ее гардеробе были только белые вещи, черт его знает почему. Вот кажется и все. Ада позволяла знать о себе ровно столько, сколько сама считала нужным. Ах да, еще он знал о ее мечте: Греция, маленький домик на берегу моря, сад из оливковых деревьев, песочный пляж, красное вино, хлопковое платье неизменного белого цвета, теплые вечера и закат солнца. Забавно, о ее мечте он знал все до мельчайших подробностей, а вот о ее настоящей жизни – только самые необходимые факты.
Любил ли он ее? Он сходил по ней с ума, он восхищался ею. Конечно, они спали вместе, и порой желание обладать ею было настолько велико, что Филиппу становилось не по себе. Она была его наваждением, его неуправляемой страстью. Порой же он долго не мог уснуть: когда голова Ады лежала у него на плече, он ощущал ее горячее дыхание на своей коже, вдыхал аромат ее волос и испытывал такую нежность, что сердцу становилось больно. Тогда он крепко прижимал ее к себе и понимал, что уже никогда не сможет отпустить ее, что не сможет прожить без нее даже дня.
Филипп  уже был на пристани, и на душе у него стало тепло – он знал, что еще несколько шагов, и он увидит Аду, обнимет и сможет ощутить терпкую сладость ее губ. А потом они купят бутылку красного вина, присядут где-нибудь на ступеньках возле причала и, упиваясь сладостью присутствия друг друга, будут пить его, заедая сыром или яблоками. Или, что еще лучше, пойдут на Труханов мост, где ни многочисленные прохожие, ни мелькающие перед глазами речные трамвайчики, изрыгивающие громкую музыку, не смогут помешать им наслаждаться своим одиночеством.
Поглощенного этими мыслями, Филиппа одернул очередной приступ кашля, на этот раз достаточно долгий. Прокашлявшись, Филипп заметил как зашел достаточно далеко, а Аду так и не встретил. Со стороны реки повеяло холодом, Филипп съежился и застегнул куртку под горло. Он просунул руки в карманы брюк,  повернулся в обратную сторону и сделал решительный шаг вперед. Как же он раньше не догадался, что в этот вечер Ада будет ждать его дома. Она же еще утром говорила, что неважно себя чувствует, да и его здоровье оставляет желать лучшего, поэтому лучше будет провести этот вечер дома.
Филипп жил возле Софиевской площади в квартире доставшейся ему от родителей, поэтому домой они с Адой всегда возвращались через Андреевский спуск. Вот и сейчас он проделывал столько раз преодолеваемый им ранее путь, оглядываясь то назад то по сторонам, в надежде встретиться взглядом с большими хорошо знакомыми ему глазами изумрудного оттенка. Именно этот взгляд зеленых глаз поставили точку в тот первый вечер. Они были словно из его юношеской мечты, он уже не помнил где впервые увидел этот пленяющий сердце взгляд, кажется он принадлежал Вивьен Ли в фильме «Мост Ватерлоу», и хотя этого он точно не помнил, но он четко помнил: на экране ХРУПКАЯ ДЕВУШКА В БЕЛОМ ПЛАТЬЕ. НАЕЗД КАМЕРЫ. КРУПЛЫЙ ПЛАН. ОГРОМНЫЕ ИЗУМРУДНЫЕ ГЛАЗА НА ВЕСЬ ЭКРАН. Да, до чего же уязвимым бывает мальчишеское сердце. Всего только лукавый взгляд из под пушистых ресниц способен пленить его на долгие годы.
Но стоило Аде в тот вечер поднять пушистые ресницы и обнажить зеленые до неприличия глаза как Филипп понял, что ее беспомощность тут же передалась ему. Тогда ему казалась, что эта хрупкая девушка в белом платье, чье имя излучает запах набоковских акаций –  всего лишь  иллюзия нарисованная весенним ливнем, потому что такой легкости и непринужденности он еще ни с кем не испытывал, и эта в один миг обретенная им легкость больше никуда не исчезала. С Адой ему не нужно было что-то из себя корчить, соответствовать каким-то идеалам. С ней он просто был собой, с ней ему не приходилось касаться земли.
Филипп подошел к дому, некогда прозванному Некрасовым Замок Ричарда Львиное сердце. С правой стороны от замка была винтовая лестница, которая вела на небольшую заброшенную площадку. Они с Адой часто поднимались на нее по пути домой, чтобы перекурить. Филипп уже начал подыматься наверх, но боль в груди, спровоцированная отдышкой, остановила его. Тогда Филипп решил поспешить домой в тепло, чтобы поскорее напиться ромашкового чаю с медом и позабыть о боли в объятьях Ады.
Сначала Филипп мучительно долго не мог вспомнить знакомый с детства код от подъезда, а потом почему-то не мог найти ключи от квартиры, он хлопал по карманам, но никак не мог их нащупать. И когда наконец то нашел и, провернув несколько раз ключом в замочной скважине, распахнул дверь, тот час же понял что дома никого нет. Он потянулся рукой к выключателю и только сейчас заметил, что у него дрожит рука. Когда в квартире зажегся свет на него обрушилась невыносимая жестокость пустоты высоких стен и белых потолков. Филипп перешагнул порог и захлопнул дверь, хлопок отозвался холодным эхо.
Мучимый кашлем, Филипп прошел в комнату и не раздеваясь лег в кровать. Он укутался в одеяло, пытаясь избавиться от охватившего его холода и озноба.
Где же Ада? Куда она подевалась? А была ли она вообще, может быть ее образ нарисовало его больное воспаленное болезнью воображение? Да нет же! Этого не может быть. Филипп отказывался в это верить. Боль в груди не давала ему заснуть, он свернулся калачиком на огромной постели и подумал, что надо позвонить врачу. Он пытался найти мобильный телефон в кармане брюк, но понял что забыл его на работе, а подниматься с постели и идти на кухню, чтобы позвонить со стационарного телефона у него не было ни сил ни кажется желания. Через несколько минут Филипп  провалился в выемку прохладной киевской ночи. Он все еще ощущал запах акаций,  но в тот момент, когда сон окончательно настиг его, аромат исчез и Филипп понял что уже больше никогда не увидит свою Аду…