Рыб щурился своим единственным подслеповатым глазом в узкий просвет между камнями. «Это даже хорошо, что она ушла. Вот теперь я заживу по-нормальному, без проблем.  Вечно с ней одни проблемы были: камней приносит мало - видишь ли, у неё плавники болят... а у кого они сейчас не болят? ... а камушки кушать ведь хочется каждый день, да ещё по два раза на дню... и Таскету тоже каждый день камней надо, не открутишься никак... ведь настучит ещё Ему, и меня из последней пещеры выгонят – он это умеет, иззорг... ага... все на мою голову, иззорги...  и приливы зачастили, совсем работать стало нельзя... так что это как раз к лучшему. Заживу теперь я, наверное, без проблем... если только она опять не вернётся... и если влажные камни в земле не закончатся, упаси Дода. ... Теперь буду выползать сразу же после отлива, пока все ещё торчат в пещерах и прочищают хвосты, буду набирать камней на себя и на Таскета, а потом – обратно в пещерку, и спать, спать... спать... о! вода схлынула. Уже время... Ну, пускай Дода пошлёт мне сегодня полянку с хорошими, сочными камнями. Ахап, Ахап, Ахап!» - с этими мыслями Рыб наполовину оттащил загородочный камень, и, ловко протиснув своё серое полированное тело в возникшую брешь, ринулся вперёд на свет.
          Выбравшись наружу, он заметно сконфузился: весь пещерный сброд – до единого сабаса – уже кишел на поверхности. Куда ни глянь, повсюду пенилась от плавников вода, и все пригодные поляны давно уже были оккупированы.
Вплоть до приливных сумерек проболтался он в поисках незанятых территорий. Но если какое место на пути и оказывалось пустующим – так и то было обчищено подчистую, либо поросло колючей сухотой. И со всех сторон на Рыба давило аппетитное потрескивание камушков на чужих зубах.
  Под страхом сушилища заплыл он в Заповедник - но и там ничего путнего не нашёл; вдобавок, напоролся на двух своих, и теперь сосредоточенно размышлял о том, как бы поаккуратнее заложить их на таскерском контроле. «Сейчас ведь как: если не ты их, так они уж точно – тебя» - вслух отчеканил Рыб, и, спохватившись, несколько раз оглянулся по сторонам.
   Как же он ненавидел этих жалких, продажных тварей. Ему было отвратительно в них абсолютно всё: их серые скользкие тела, их мелкие острые зубки, их горящие жёлтой ненавистью глаза-фонари, их красные хвосты с жалами на конце. Но более всего ему было ненавистно то, что он родился и вырос именно здесь, среди них, и другой жизни никогда не видал.
Безтолку тыча носом в одно пустое ущелье за другим, он размышлял: «А как же, интересно, живётся там, наверху? Страдает ли Он от приливов? ... Да ну! Какие могут быть страдания наверху? Он, наверно, ест самые влажные камни с утра до ночи, а в промежутках – спит ... а что если спросить у Таскета?.. нет, он, иззорг, мне ничего такого не расскажет... я его знаю... знаю я их всех».

На обратном пути Рыбу неожиданно повезло: он отыскал-таки в заброшенной подводной ямке целую горсть вкуснейших сочных камушков. Хвала Доде, нюх у него был чрезвычайно тонким. Задержав воздух и нырнув поглубже, Рыб проглотил все их скопом, не тратя время на отсортировку – Таскет, иззорг, и те отберёт, и положит в Его копилку; Ему ведь всё равно, что Рыб нормально не питался уже с десяток приливов. «Мне нужно подумать о себе. У Него и так всего вдосталь. А Таскету скажу, что не нашёл сегодня ничего. Совсем ничего. Глубины опустели... они ведь и правда опустели... так что я не совру».

К таскерской башне Рыб приплыл одним из первых. Старательно морща лоб и перебирая плавниками, он затуманенным крупной слезой глазом посмотрел на Таскета:
- Рацм, дорогой мой рацм... Ужас! Ужас! – и вода вокруг него забурлила. - Сегодня на моём пути не оказалось ни единого влажного камешка - ни единого! - и потому, к величайшему моему сожалению, я не смогу сделать никаких вложений. И сам останусь помирать с голоду. О тягостная, о нестерпимая, о беспросветная моя жизнь...
Таскет стоял на островке у башни без единого движения, пристально разглядывая заходящее солнце. Всего от одного мига такого зрелища Рыб полностью бы ослеп на несколько приливов, и потом ещё долго ему пришлось бы выжидать, пока его способность видеть восстановится. Но глаза таскеров были отлично приспособлены к солнечному сиянию – как, впрочем, и ко всему блестящему. Таскет неторопливо перевёл взгляд на Рыба.
- Иззорги. Бездельники. От вас - ноль толка. Вокруг горы великолепнейших камней, а ты – «не оказалось ни единого»... – рывком он согнул своё продолговатое тело пополам, и прокричал Рыбу прямо в ухо, - отвечай, валюжный сабас, где спрятал!
- Таскет, ну что ты, не сердись. Поверь, я выполз из пещеры – ещё и вода толком не сошла. А снаружи - что? А то: в ямах камней нет, все поляны – заняты. И что делать? Мне ведь и самому теперь есть нечего, видишь ли, милый мой рацм. Да и вторая беда у меня – Тапа моя ушла насовсем, одного Рыба оставила, иззо... ой, прости!.. вобщем, оставила меня, и сказала: «живи как знаешь». А как жить? 
- Футь. Сброд неудачников.
- Может быть, ты и прав, Таскет. Но только глубины ведь совсем опустели в последнее время – откуда скажешь брать? Хотя, вон, я вижу, Пац и Куц к башне подплывают... У них поподробней расспроси: они побывали в Заповеднике. Кто знает, может, там чего и нашли.
- Футь. А ты уверен, что то они были?
- А то как же - мне ли не знать Паца и Куца? Хоть я их и издалека видел, но подумай сам: во-первых, только они одни всегда в паре ходят. Во-вторых, я с ними всё-таки вместе рос, так что и на расстоянии признаю. Такое скажешь - мне ли не знать Паца и Куца! Ах, молодцы, сабасы. Эти - не пропадут.
- Ясно. Возвращайся в пещеру. На сегодня ты освобождён от поборов. И Дода в помощь.
- Милый мой рацм, моя радость, мой покрови...
- Плыви уже, - и красный скользкий Рыбий хвост, сверкнув в закатном свете, скрылся под водой.

А по мутной глади к Таскету уже стремительно приближались две серые головы.
- Храни тебя Дода, дорогой наш Таскет! Мы принесли тебе необычайно интересную находку, - в два счёта выпалил Пац.
- Не из Заповедника ли?
- Как вижу, тебе многое известно... – помедлив, отозвался Пац. – Ты мудр. У тебя повсюду глаза и уши, это правда. Но позволь нам рассказать всё по порядку.
- Да, да, позволь! – вмешался Куц. – Мы совсем не виноваты. Хотя у тебя есть причины так думать.
- Я слушаю.
- Долго-долго и без всякого результата мы искали сегодня пригодных камней. Но ничего не было. Ничего. Постепенно мы всё ближе и ближе, сами того не замечая, подбирались к Заповеднику, - тарабанил Пац.
- Ты же знаешь, дорогой рацм, - подхватил Куц, - там граница почти не различима, и легко можно перепутать...
- Заблудиться! – радостно вскрикнул Пац.
- Да-да, заблудиться, - кивнул Куц, - вот мы и заблудились.
- При желании отличить можно, - отрубил Таскет.
- Как скажешь, - и Пац погрузился в воду по самый глаз.
- Как скажешь, - Куц выступил на первый план. – И всё же мы заблудились и оказались в Заповеднике, что поделаешь. Так вот: почти у самой пограничной черты мы заметили, как из глыбы сухого непригодного камня торчит что-то гладкое и блестящее. «Влажный камень внутри сухого» – решил Пац, и мы кинулись разведать, в чём дело. Стали выковыривать из глыбы...
- И это было совсем не просто, – вклинился Пац.
- Точно, - кивнул приятелю Куц. - Но мы всё равно выковыряли это из глыбы и попробовали на вкус.
- И оказалось, что это не влажный камень, а что-то другое.
- Да, что-то совсем другое, и не годится в еду, - протянул Куц. – Но что же это тогда? Мы думали, думали, но ничего не придумали, и потому решили принести его к тебе – ты ведь столько всего знаешь, рацм.
- Да мы бы его в любом случае принесли рацму, – смерил строгим взглядом приятеля Пац. - И вполне может быть, что мы с тобой и границу не нарушили вовсе – я, например, не заметил, чтоб мы пересекали черту.
- И я. И я тоже. До границы ещё было плыть и плыть, - на этих словах они извлекли из воды нечто изогнутое и блестящее, и бережно придвинули к ногам таскера.

В воздухе повисло молчание - Таскет думал. Длинное и тощее, как палка, тело его вытянулось во всю свою немалую высоту, а единственная правая рука – плотная, мясистая, с шестью длинными и цепкими пальцами – неторопливо почёсывала живот. Куц и Пац застыли в воде у его ног.
Глядя поверх их голов, Таскет заговорил:
- Будет так: вас двоих я до следующего отлива закрываю в сушилище, а находку отношу наверх.
- Но рацм, милый рацм, дорогой рацм... за что? а если это что-то ценное, и нас положено наградить? – и жёлтый глаз Паца захлопал массивным веком.
- Что ж нам, страдать зазря? – замотал плавниками Куц. - Дорогой рацм, милый рацм, пусть сначала разберутся с находкой!
- Есть свидетели, видевшие вас за пограничной чертой. И наказание вы отбудете. А если это что-то ценное, вас непременно наградят, - и шестипалая рука еле слышно защёлкнула замки на их шеях. - Но заранее плавники не распускайте.

                                                           ****

Таскет застал Его растянувшимся на желтой мохнатой перине. Маленькой ложечкой рацм неторопливо набирал песок с огромного блюда и засыпал себе в рот. Красный шёлковый халат плотно облегал каждую складку Его тучного тела, разрезом неловко обнажая две сросшиеся ноги розовато-сиреневого цвета.
- Ну, друг мой, рассказывай, - отозвался с перины звучный бархатный тембр.
- Всесильный и всемилостивый рацм! Увы, но на сей раз я принёс тебе камней не больше, чем после прошлого отлива. А вскоре, я опасаюсь, в долине их не станет вовсе. Мне грустно и неловко сообщать тебе такие новости. Что же мы станем делать дальше?
- Да не бери дурного в голову, Таскет, дружище, – рацм попал мимо рта, и ложечка песка неторопливо поползла вниз по красному шёлку. - Тоже мне, нашёл из-за чего печалиться. Милый мой Таскет, камней не станет уже очень скоро - это данность. Надобность спускаться вниз отпадёт. Но, - тут он мотнул широким подбородком в сторону заслонившей солнце груды больших и малых камней, - с нами всё будет в порядке. Мы построим из этих камушков высоченную башню – значительно выше, чем у Ракота, или чем у Рыцпа, или чем у кого угодно в целом мире – и будем жить и радоваться, да песочек потихонечку глотать, - тут Он сладко зевнул и слегка приподнял от тела руку: Таскет молниеносно отреагировал, и заменил опустевшее блюдо новым.
- Ну что ж, Сибар-рацм, это превосходно. Твои слова пролили блаженство на моё сердце. Только вот ещё...
- Говори, говори, а я послушаю – ты весьма красноречив, - и Сибар снова зевнул, постепенно смыкая заплывшие веки.
- Благодарю, вседобрейший. – Таскет тихонько откашлялся - Парочка сабасов, оба они уже наказаны, в рабочее время осуществили вылазку в Заповедник, и нашли там нечто... я затрудняюсь с определением природы этого предмета.
    К моменту, когда Сибар неторопливо приоткрыл слипавшиеся глаза, перед ними уже лежала находка Паца и Куца. Кусок был изогнутым, подобно луку, а точно посередине этой дуги торчала длинная труба, рваный конец которой указывал на то, что это был фрагмент от чего-то большего. Сибар протянул к нему неуклюжую руку, ощупал, а затем кряхтя перевернулся на другой бок.
- В том нет никакой загадки. Обыкновенный велосипедный руль.
- Обыкновенный ве... дорогой рацм не мог бы повторить ещё раз?
Красная материя надулась и тут же разразилась тяжёлым выдохом.
- Всё же жаль, что ты не получил должного образования в молодости. Видишь ли, Таскет, это история. Чрезвычайно давно здесь жило людское племя - в своё время я уделил немало внимания изучению людского периода – и видишь ли, друг, они были нашими непосредственными предками. Весьма давними, и мы уже далеко ушли от них на пути эволюции. К примеру, у людей не было делений на сабасов, таскеров и сибарисов. Жили они все одним сбродом и выглядели совершенно одинаково. 
- Удивительно...
- Да. Ну так вот, возвращаясь к твоей находке: у этих людей были велосипеды. Не стану вдаваться в подробности, тебе это ни к чему; скажу только: они использовали их для передвижения по суше. С тех пор прошли миллионы лет, и суша уже выглядит иначе. Да и мы, как видишь, эволюционировали - состоялось межвидовое разделение и...
Но Сибар не успел договорить, так как в этот момент на него с неба упал гигантских размеров влажный камень, подмяв под себя заодно и Таскета, разваляв высоченную груду натасканного снизу продукта. За этим камнем последовали другие. На миг небо почернело и разродилось невиданным количеством гигантских камней, в чрезвычайно короткий срок поглотивших всех обитателей планеты. Всё замерло, и Земля стала похожа на огромную черепаху, спящую в ночи.

   Очень скоро, однако, далеко вверху ярко загорелось солнце, изливая свет в каждый уголок спящей планеты. И будто по сигналу из каждого блестящего камня стали выходить они, все по единому подобию: две руки, две ноги, голова, корпус, и кожа бирюзового цвета.